Торговым судоходством связаны все континенты, острова и государства. Во многих случаях только этот вид транспорта может доставить необходимые продукты питания и непродовольственные товары, промышленные грузы и оборудование в отдаленные точки земли. Вклад тружеников, которые связали свою жизнь с морем, в экономику своих стран и в международную торговлю оценить невозможно. По мировой статистике моряками торгового флота осуществляется 80% всей мировой торговой деятельности. И при этом гражданские моряки не имели своего праздника в отличие от коллег в военно-морском флоте. В 2010 году Государства-члены Международной морской организации (ИМО), входящие в ООН, подписали на конференции в Маниле резолюцию №19, послужившую основанием для учреждения профессионального праздника моряков гражданского флота.

В нашей далёкой от морей и океанов Шуе тоже есть люди, выбравшие себе профессию моряка. Мой собеседник – один из них. Родившийся в городке, где океан увидишь только на экране телевизора, Василий Соловьёв двадцать лет жизни связал с морем. Только пролив Дрейка по пути в Антарктиду и обратно мой собеседник пересёк шестнадцать раз.

На мой вероятно несколько наивный вопрос, где пришлось побывать за эти годы, Василий как-то неопределённо пожал плечами:
– Легче припомнить, где не был. Были практически во всех крупных портах Европы, Азии, Африки, Латинской и Северной Америки. Одних только кругосветок было не меньше десяти, а фотографий со всех уголков земли несколько тысяч. В Нью-Йорке, когда возили для «Кока-Колы» сахар из Парагвая, ожидая разрешения на выход в море, вообще жили по полтора-два месяца. Иногда мне кажется, что Нью-Йорк или Нагасаки я знаю лучше, чем Иваново, – пошутил он.

Рассмотрев фотографии с видами самых экзотических уголков нашей планеты, с этой шуткой я могу согласиться.
А как шуйский парень, выбравший себе совсем не морскую специальность, попал на флот? Ты ведь упоминал, что учился на фельдшера.

– Наверное, как и всё в этой жизни, случайно. Я о море не думал, не мечтал. После школы поступил с медицинское училище, а в восемьдесят втором году с третьего курса призвали в армию. Сначала в учебку в Муроме, там проводили опрос, кто где хочет служить. Я рассчитывал остаться служить в Союзе, но получилось по-другому. Набрали нас большую группу и отправили в Москву. Там ещё раз прошли медицинскую комиссию, КГБ за это время проверила всю нашу подноготную, потом оформили нам заграничные паспорта, привезли в Калининград, посадили на пароход «Михаил Калинин», и под видом гражданских специалистов повезли на Кубу. В составе седьмой отдельной мотострелковой бригады служили и танкисты, и связисты, и пехота, и разведчики. Сначала попал служить в танковый батальон, а когда узнали, что я медик, забрали в медроту, где и прослужил два года клиническим лаборантом. Приходилось работать и в хирургии, и в других отделениях, но основная военная профессия – клинический лаборант. Время было очень неспокойное, в Америке только что прошли выборы президента, выбрали Рейгана, и отношения с США очень обострились. Каждый день над нами летали американские самолёты, семьи наших офицеров сидели на чемоданах, ожидая приказа об эвакуации, но, слава Богу, обошлось. У нас в медроте было спокойно, только свои больные из бригады, а в госпиталь, который был в Гаване, постоянно привозили раненых и из Никарагуа, и из Анголы, где воевали вместе и наши, и кубинцы.

В конце восемьдесят четвёртого, когда нас везли домой, кто-то из офицеров посоветовал нам поступать в Ленинградскую мореходку.
– Комиссия у вас пройдена, по здоровью проблем нет, с допуском тоже всё в порядке, загранпаспорта у вас есть — вам сам Бог велел в мореходку поступать.

28 декабря пришли в Ленинград, и я подал заявление о приёме в Ленинградское мореходное училище. Подал и спокойно поехал домой восстанавливаться в медучилище. Для того чтобы восстановиться на третий курс училища, пришлось несколько месяцев поработать в пединституте лаборантом, а когда вопрос с восстановлением решился, неожиданно пришёл вызов на учёбу из Ленинграда. Забрал документы и поехал в мореходку. В училище был старшиной роты. На курсе в основном были те, кто прошёл службу в горячих точках: в Анголе, в Эфиопии. Но мы, кто служил на Кубе, к ним не относились, хотя и медали нам вручали, а к воинам-интернационалистам приравняли лишь несколько лет назад, а тогда это не афишировалось. В восемьдесят седьмом окончил учёбу, направили в Мурманск, и попал на пассажирский пароход. Первый мой рейс был на Кубу за солдатами. Везли домой тех, кто отслужил и возвращался домой. В восемьдесят восьмом, во время следующего рейса, побывал в своей части. Периодически ходили на Кубу до девяносто третьего года, когда начали вывод наших войск с острова. Тогда же, когда последним рейсом вернулись с Кубы на Балтику, перешёл на пароход, возивший немцев-туристов по маршруту Ленинград, Рига, Таллин, Гдыня. На этом пароходе проработал десять лет. Потом встали на линию Новороссийск – Стамбул, возили главным образом «челноков». Ходили и дальше. Во время одного из рейсов в Чили, близ Вальпараисо, налетели на скалу. Пробоина была больше двадцати метров, но на плаву удержались. Поставили нас в чилийский док, где мы ремонтировались. В том же году во время рейса на Кубу горели. Палуба на пароходе была деревянная, её периодически чистили, покрывали свежим лаком, а мешки со стружкой после чистки палубы стояли здесь же на палубе.

Температура наружного воздуха плюс пятьдесят, влажность, ну и произошла реакция остатков лака, стружки и прочего. Тушили пожар прямо посреди океана. После девяносто третьего года, когда регулярные рейсы на Кубу прекратились, начали ходить в Антарктиду. Из Мурманска на Ленинград, потом через океан, Панамским каналом и дальше вдоль побережья Латинской Америки до пролива Дрейка и на нашу Антарктическую станцию «Беллинсгаузен». Позднее я подсчитал, что пролив Дрейка на пути в Антарктиду и обратно я пересёк шестнадцать раз. Мы ходили на теплоходе «Алла Тарасова». Вместе с нами туда из Ленинграда приходил пароход «Михаил Сомов». При нас он привёз на станцию баню, церковь. Таких пароходов, как наш, в Мурманске было три, их так и называли, три сестры – «Алла Тарасова», «Мария Ермолова» и «Клавдия Еланская». Строили их для Советского Союза в Югославии в семидесятых годах, и по своему времени это были отличные круизные суда. Кстати, теплоход «Клавдия Еланская» жив до сих пор. Сейчас он возит туристов на Соловецкие острова… Когда «Аллу Тарасову» ставили на ремонт ходил на Соловки на «Марии Ермоловой». В один из рейсов среди пассажиров была вдова академика Сахарова Елена Боннер. Посещали мемориал, возлагали цветы.

Ходил только на пассажирских судах или на грузовых тоже?

Когда наше судно ставили на ремонт, ходил на сухогрузах «Капитан Данилкин» и на других. В основном в Арктику: в Дудинку, в Певек. Возили металл из наших северных портов в Европу, стекло – битые бутылки – в Венецию. Работали и в Африке, в Индии, в Японии – по всему миру. В Бейрут ходили с зерном, с удобрениями. Стояли как раз на том месте, где несколько лет назад взорвались склады с селитрой, разрушило всю прилегающую к порту часть города. На линии Одесса – Хайфа возили туристов и студентов по средиземноморским островам (Кипр, Крит). Позднее с «Аллы Тарасовой» перешёл на теплоход «Максим Горький», начались кругосветки. Шли из Гамбурга через Атлантику, через Панамский канал, вдоль Латинской Америки, потом снова через океан на Индию, Корею, Японию. За рейс посещали больше семидесяти портов. Рейс в среднем продолжался четыре месяца. В экипаже были и русские, и немцы, и австрийцы, и украинцы. Мы между собой тогда разделяли: украинцы — это одно, а одесситы – это совсем другие люди. Ходили в Австралию, в Папуа Новая Гвинея, в Малайзию, Сингапур. Много всего было за это время. В девяносто восьмом ходили в Батуми: в городе повсюду были видны следы недавней войны , обстановка была очень неспокойной. Несколько раз бывали на карнавалах в Бразилии, в Венеции, на Кубе. В Бразилии стояли две недели: дожидались, когда закончится карнавал. Но карнавал – это, конечно, красиво, весело, но это внешняя, парадная часть страны для туристов. А за этой парадной частью во многих странах жуткая нищета. Это и в Латинской Америке, и на Папуа Новая Гвинея, а особенно в Индии. Стоит отойти подальше в город, от оазисной зоны: прокажённые по улицам ходят, тощие, грязные полудохлые коровы, грязь ужасная, а посреди этой грязи на улице дети копошатся. Прямо на берегу реки стоят чаны, в которых стирают грязное бельё, и здесь же купаются, моются люди.

«Максим Горький» был один из немногих наших океанских круизных лайнеров. В мире к тому времени появились новые, просто огромные суда, но и наш теплоход был, по сути, целый небольшой город. Рестораны, спортивные залы, даже стадион, магазины, ювелирные салоны — всё, что угодно. Судно было, конечно, старое, но в нормальном состоянии. Во многих крупных международных портах существует запрет на допуск судов старше двадцати лет, но нас допускали везде. В 2008 году, когда его вывели из эксплуатации, немцы хотели оставить его в Гамбурге на вечной стоянке в качестве музея, но что-то не вышло, и теплоход продали в Индию на утилизацию. В феврале 2009 года «Максим Горький» пришёл в Аланг и в последний раз встал на якорь у «берега мёртвых кораблей».

Говорят, бывших моряков не бывает. Наверное, это правда. Как можно забыть двадцать лет, проведённых в море? Мы поздравляем Василия с его профессиональным праздником. Спасибо за интересный рассказ, подаривший читателям нашей газеты кусочек экзотики, романтики, так необходимой в нашей жизни.

Олег НАЗАРОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.